На днях кардиохирург Борис Тодуров пересадил харьковчанину Павлу Дорошко механическое сердце. Сам доктор уверяет – механика не заменяет настоящего сердца, а может лишь отсрочить пересадку донорского органа на несколько лет.
Подпишись на наш Viber: новости, юмор и развлечения!
ПодписатьсяНужен ли Украине новый Закон "О трансплантации органов" - "Знай" расспросил у Бориса Тодурова.
"Мы очень надеемся, что ситуация в плане трансплантологии вскоре изменится. Ведь мы до сих пор пользуемся законом от 1999 года, в котором прописано – для того, чтобы взять донорский орган у человека, нужно обязательно согласие его родственников. Разве это правильно, когда взрослый человек не может сам распоряжаться своими органами, так же. как своим имуществом? У нас нет таких механизмов, чтобы я мог самостоятельно распорядится своими органами. Здесь очень показателен опыт Белоруссии. Там существует презумпция согласия – то есть я могу быть донором органов по умолчанию. А если я не согласен – я заранее вношу свои данные в реестр несогласных. Вот и все. Белорусы за последние годы в 40 раз увеличили количество операций по трансплантации. Что характерно – и никаких криминальных скандалов нет, как у нас. У нас же регулярно в СМИ поднимается тема "черных трансплантологов", которые почки ведрами продают – ну это же смешно", - рассказал кардиохирург.
- Многие наводят в пример опыт Белоруссии. Как там ввели трансплантацию на законодательном уровне?
- 4 моих пациента в прошлом году поехали в Белоруссию и им всем удачно пересадили сердца. Заплатили по 150 – 250 тысяч долларов. И не из собственного кармана – у людей таких денег нет. А из государственного бюджета. Почему это все нельзя делать у нас и экономить огромные деньги?
Просто не каждый сейчас помнит, что мы с вами налогоплательщики и госбюджет формируется за наш счет.
Еще один позитивный эффект в Белоруссии – у них исчезли очереди на диализ. Тысячи людей, которые страдали почечной недостаточностью и находились на диализе, вернулись к полноценной жизни, стали налогоплательщиками. Гемодиализные центры закрылись, остановилась закупка дорогущего оборудования и аппаратов для этих центров. У нас по статистике на диализе пребывают люди в возрасте до 40 лет – государство вынуждено их содержать, платить пенсию, закупать препараты и аппараты. Только на диализе при принятии соответствующего закона можно было сэкономить огромные суммы.
- Уже 2,5 года новый закон о трансплантологии находится в режиме ожидания. Почему?
- Разве только этот закон в режиме ожидания? У нас много хороших и правильных инициатив в режиме ожидания. Все потому, что в стране нет стабильности, нет согласованных действий в Верховной Раде, в правительстве. Меняются специалисты, меняется правительство, меняется министр в Минздраве. А единой команды, которая что-то бы продвигала – нет. Мы, специалисты и кардиохирурги подготовили закон и сейчас встречаемся со всеми фракциями – рассказываем, объясняем, говорим, что это нужно стране и людям. И нужно это не для нас – у нас своей работы хватает. Трансплантология – это очень тяжелый хлеб. Кардиохирургу проще сделать 100 операций на открытом сердце, чем сделать одну трансплантацию. После обычной операции больные выписываются через неделю и минимум несколько лет чувствуют себя хорошо. А после трансплантации у меня начинается настоящая головная боль – за пациентом нужно следить, лечить его, следить, чтобы все работало, выхаживать его, пылинки с него сдувать. Поэтому этим могут заниматься только энтузиасты, которые любят свою работу. Поэтому и трансплантологов у нас можно пересчитать по пальцам.
- Если примут закон о трансплантологии – где Украине взять специалистов?
- Мы подготовим специалистов. Просто сегодня их не на чем готовить – нет материала. Мы сегодня делаем единичные трансплантации. За последние 7 лет в Украине не было ни одной пересадки сердца. Поэтому нет даже таких операций, чтобы показать будущему специалисты что и как делается. Примут закон – специалисты появятся, уверяю. Возьмите опыт соседней Белоруссии, или Польши. Мы вот ездили Польшу, затем в Германию, посмотрели, как ставят механические сердца и сделали то же самое в Украине. Чисто технически в таких операциях нет проблемы – хорошему кардиохирургу хватит месяца или двух стажировки за рубежом. Свою первую операцию по пересадке сердца я делал после трехмесячной стажировки в Германии, например – и все нормально.
- Расскажите о своих пациентах, которым повезло и которым Вы все-таки пересадили сердца в Украине?
- Мой первый пациент с пересаженным сердцем – Эдуард Соколов живет в Харькове уже 13 лет после операции. М часто с ним переписываемся в Фейсбуке. Живет с семьей, дождался внуков. Во время пересадки ему было где-то около 40 лет. Я рад, что он воспитал дочь, был все это время мужем, папой, а сейчас и дедушкой, прожил полноценную семейную жизнь. Мне кажется это очень гуманно, дать человеку, которму осталось пару месяцев, возможность прожить 12 или 15 лет. А есть случаи, когда с донорским сердцем люди живут и 25 лет.
Сергей Маценко живет в Кобеляках на Полтавщине уже 10 лет с пересаженным сердцем.
Это всего двое человек, которым я пересадил сердце. Еще двое умерли. Один прожил 10 дней с пересаженным сердцем – у него была печеночная недостаточность и мы не смогли его спасти, хотя сама трансплантация была сделана хорошо. Второй парень из Винницкой области умер спустя 1,5 года после пересадки – я бы сказал, что умер он от бедности. Он был крупным молодым человеком, государство платило ему 500 гривен пенсии и ему не хватало – он все время хотел кушать. Отца у него не было, мать работала уборщицей. Чтобы как-то выживать он устроился администратором в компьютерный клуб – а ему после пересадки нельзя было длительное время находится в плохопроветриваемом помещении, где к тому же, большое скопление народа и можно подхватить инфекцию. В итоге он заразился вирусной инфекцией и поздно приехал к нам.
Большинство пациентов с пересаженным сердцем живут длительное время полноценной жизнью. А на Западе даже делают повторные пересадки сердца – когда одно донорское сердце исчерпывает свои запасы прочности.
- Не утихают разговоры о реформах в медицине. На Ваш взгляд – с чего стоило бы начать?
- Медицина – это очень тонкий инструмент, который можно нарисовать в форме треугольника. На нижнем щабле находятся пациенты, а на верхушке этого треугольника – чиновники и власть. А между ними, на передовой находятся медики, которые вроде как на линии обороны и сражаются с болезнями. Так вот, чтобы медики могли "воевать" на передовой им нужен надежный тыл – то есть государство. И если мы на передовой – лечим, спасаем, сохраняем жизнь, то государство должно нас обеспечить. Нормальными больницами с светом и теплом, медикаментами, оборудованием. Защитить нас юридически и социально. Я, например, регулярно оперирую людей с гепатитом или ВИЧ-инфицированных, но на сегодня ни я, ни множество моих коллег не защищены ничем. Привезли человека с травмой, мне нужно влезть в грудную клетку, анализы еще не готовы и я не знаю. Есть ли у него ВИЧ или нет. Тысячи докторов по всей Украине рискуют за зарплату в 2 – 3 тысячи гривен. Разве это правильно?
Люди идут к нам не от большого счастья. Ко мне не приходят пригласить меня на свадьбу или угостить шоколадкой – ко мне идут с бедой. У нас разве что к акушерам идут с радостями. И раз мы на передовой – будьте любезны дать нам оружие, бронежилеты и патроны, средства аэроразведки и много чего другое.
- Я помню высказывание одного из генералов армии, ставшее уже крылатым: "А броники добудете себе в бою". Давайте сделаем страховую платную медицину в таком случае?
- У нас неправильное представление и страховой медицине. Страховая медицина не значит, что каждый больной должен заплатить за себя наличные деньги. Мы ведь с вами налогоплательщики. Мы получаем зарплату. платим налоги. Из наших налогов нанятые люди, чиновники, которых мы наняли специально для того, чтобы они распоряжались нашими деньгами, обязаны выделить некоторый процент, который идет на медицину. В развитых странах эта сумма колебается от 9 до 12%, иногда 20% из общего бюджета страны. Наши чиновники почему-то решили, что нам с вами достаточно будет 3%. И наша задача выти и сказать: ребята. Нам мало 3%. Дайте нам 9% или 12%. Потому что у нас накопилась огромная задолженность за 25 лет – и по больницам, и по оборудованию и по подготовке кадров в медицине, и по выписке журналов, которые нужны доктору, чтобы себя образовывать, и по амбулаториям, и по транспорту. Мы с вами эксплуатируем наследие Советского Союза. Поэтому давайте выделим на медицину 12%, потому что этот запас прочности не вечен.
Когда я начинал работать, еще не было аппаратов УЗИ, стоимостью 2 млн, не было МРТ, не было гастроскопии, ренгеновоскулярных вмешательств, не было робототехники. За эти годы медицина шагнула далеко вперед и это позволило снизить смертность и инвалидизацию. В 1987 году в кардиохирургии умирал каждый 4-ый пациент, а сейчас только 2%. При этом каждая операция стала дороже в десятки раз и с этим нужно считаться. Это, как с телефонами – раньше покупали за 18 рублей красненький стационарный телефон и были рады, сейчас есть аппараты по 80 долларов, которыми можно пользоваться в лесу, в море и даже в горах. Так же и в медицине. Мы постоянно об этом говорим, но нас не слышат.
